КН: Если говорить о бизнесе, то, как я понимаю, PMI - самый крупный игрок на рынке радио, по консолидации активов с точки зрения радиостанции?

ЕФ: Конечно. Помимо того, что Корпорация PMI занимается радио, она еще и распределяет огромную часть бюджета таких монстров как МТС, Мегафон, SKY LINK и т.д. Мы забираем большой кусок пирога с питерского радиовещательного рынка. У меня существует такое понятие как питерская реклама, без московского блока рекламы, понимаете? Если вы настроитесь на сетевые станции, то можете услышать, допустим, рекламу клуба в Москве. У нас есть только питерский блок. Когда я пришел на радиорынок, <Русское радио> было убито с профессиональной точки зрения, и, если оно находилось на пятом месте, то это воспринималось как победа. Вообще, я случайно попал в этот бизнес, потому что все началось с компании <Планета Плюс>, эта компания основывается на привозе зарубежных и российских исполнителей. За <Планетой Плюс> стояли такие громкие имена как Пол Маккартни, Уитни Хьюстон и так далее. Затем компания начала разрастаться, ей нужны были какие-то медиа-ресурсы для продвижения, так она оказалась в радио-бизнесе. Когда мы выкупили одну радиостанцию, то стали очень быстро развиваться, если вы посмотрите на рейтинги, то все четыре радиостанции, которые у нас есть, стабильно занимают первые места если и не в пятерке, то в восьмерке точно. Холдинг развивается стремительно. Когда мы пришли в город, никто не мог подумать, что появится <Золотой Граммофон>. Мы его сделали, теперь <Граммофон> - одно из модных событий Петербурга. Это поднимает и рейтинг радиостанции, и привлекает к себе внимание. У нас город с обиженной душой, и поэтому все наши радиостанции идут только в питерском эфире. Московского эфира нигде нет, многие рейтинги у питерских станций выше аналогичных станций в Москве. Поэтому было принято решение перекрыть московское вещание. Радиостанции стали уже питерскими, поэтому, если вы сравните московский и питерский рейтинги, вы будете приятно удивлены, что все радиостанции, находящиеся в холдинге PMI, гораздо лучше себя чувствуют в Петербурге, чем в Москве. Дело в том, что у в жизни не было третьего места, которое оно держит в Петербурге, и это, опять же, некий тандем с <Планетой Плюс>. Если сейчас едет Лени Кравиц, то я его поддерживаю через <Радио Максимум>, если едет Ванесса Мей - то это . Мы пытаемся в компании всегда построить замкнутый бизнес, то есть цепочку: если требуется продвижение щитов, то мы ставим щиты, если необходим билетный сервис, - открываем . Как результат - мы являемся единственным мощным игроком на этом рынке.

КН: Интересно. Удается ли вам каждую из составляющих этой цепочки сделать эффективной и самодостаточной, поскольку, как я понимаю, <Кассир> продает не только ваши билеты?

ЕФ: Есть три вида управления бизнесом: <вы ничего не понимаете, подходите ко мне>, <вы, вообще, очень хорошие сотрудники, но, в любом случае, решения буду принимать я>, или третье - <будут проблемы - позвоните>. Я работаю по третьему принципу. Я нахожу менеджера, который управляет радиостанцией глобально. Мне звонят - я советую. Я понимаю, что происходит на станции. Для примера: я был на <Русском радио> года полтора назад. Я наблюдаю за развитием радиостанции, но ни в коем случае не занимаюсь маркетингом. У нас <номинальных> директоров нет. Если я буду принимать участие во всех компаниях, тогда я просто не буду развиваться. Понимаете, PMI мы создали за четыре года из ничего.

КН: Я помню замечательный клуб <Планетарий>, давно за него хотел сказать <спасибо>!

ЕФ: Клуб <Планетарий> - это не PMI. Это был неудачный опыт в шоу-бизнесе.

КН: Почему неудачный?

ЕФ: Удачный бизнес - это тот бизнес, который приносит деньги, а бизнес, на котором теряешь деньги - это не бизнес, это шоу. Шоу есть, а бизнеса нет. У меня была тяжелая травма после того, как закрылся <Планетарий>. Если бы не вмешивались потусторонние силы, то <Планетарий> бы работал. Впрочем, если бы не было <Планетария>, не было бы и <Планеты Плюс>. Слово <планета> для новой компании навеял мне <Планетарий>. После того, как клуб закрылся, я сел перед разбитым корытом и пытался схватить за хвост золотую рыбку, которую с каждым днем было все тяжелее и тяжелее поймать. До этого занимался импортом и экспортом, и деньги свои я зарабатывал не на шоу-бизнесе, на нем мы их только потеряли, - за те полтора года, что я занимался <Планетарием>, я потерял весь бизнес. Клуб - неблагодарный бизнес, который забирает все твое время, а доходы несопоставимы с потраченным временем. Я привозил ди-джеев, каких-то артистов, сначала был неудачный опыт с Амандой Фокс, с Джимми и другими <сбитыми летчиками>, как их называют в шоу-бизнесе. Потом был мощный контракт, и мы получили <Аэросмит>.

КН: В 95-м году?

ЕФ: Нет, в 98-м году в июне. Мы заплатили деньги, и, к нашему счастью, Стивен Тайлер, находясь в туре по Америке, упал со сцены и сломал себе коленную чашечку, и тур был снят. В том же году мы получили первый концерт <Депеш Мод>. Как раз в августе был кризис, вроде бы, нужно было отменять концерт, но мы понадеялись на чудо и отменять не стали. В шоу-бизнесе деньги сначала вкладываешь, а потом после концерта забираешь в кассе. В 98-м году на концерте <Депеш Мод> был переаншлаг, но, в любом случае, мы все равно потеряли деньги. Мы были первые, кто сделал туринг в Россию. Никто со своим светом и звуком сюда раньше не ездил, мы первые, кого таможня оштрафовала на 100 тысяч долларов за неправильное оформление, мы первые, кто не знал, как оформлять временный ввоз оборудования, мы стояли у истоков этой проблемы и - выстояли.

КН: Создавали отрасль:

ЕФ: Да, в итоге мы создали отрасль. Обратите внимание, что когда мы делали , то они не ехали заодно и в Москву, сейчас Лени Кравиц тоже не едет в Москву, а именно в Петербурге даст единственный концерт в России.

КН: Я заметил, что это уже тенденция.

ЕФ: Конечно. Вот недавно выступал Роберт Плант. Он был в Москве в прошлый раз, но сейчас наотрез отказался ехать в Москву, он решил дать свой единственный концерт в России только в Петербурге.

КН: А в чем причина? Москва не нравится?

ЕФ: Промоутерам нравится наша атмосфера, все, кто был в Петербурге, хотят вернуться. Мы первыми получили подтверждение нового альбома <Депеш Мод> на 2006 год. О нас идет слава. Шоу-бизнес - это небольшой закрытый клуб, и когда музыкант приезжает в Питер и ему интересно, весело, ему нравится красивый город, он расскажет об этом и уже другие люди захотят приехать в Петербург.

КН: Давайте вернемся к радиобизнесу. У радиостанций, входящих в Корпорацию PMI объединенный отдел продаж?

ЕФ: У трех радиостанций объединенный отдел продаж: это <Русское радио>, <Динамит>, и <Максимум> - они относятся к одному холдингу. я не могу объединить.

КН: Пересечение интересов?

ЕФ: Нет, мне тяжело объяснить, например, в Москве своему партнеру Яковлеву, Крутому или Вячеславу Кормильцеву, что так будет лучше, а все из-за того, что у них постоянные распри с <Русской Медиа-Группой>. Конечно, было бы логичным это все объединить, тогда и эффективности было бы больше.

КН: <Русское радио> заработало в 98-м году в формате "управления Корпорацией PMI"?

ЕФ: <Русскому радио> и <Золотому Граммофону> сейчас пять лет, радиостанция начала вещание на частоте 104.4 в августе 1999 года. Я купил радио <Ленинград>, продал часть активов <Русской Медиа-Группе>, и, таким образом, я стал партнером <Русской Медиа-Группы>.

КН: Правильно ли я понимаю, что сначала станция переехала на 107.8, а потом началась работа по ее подъему? Что самое тяжелое в подъеме радиостанции в Петербурге?

ЕФ: Самое тяжелое в подъеме радиостанции - понять, нужна ли городу эта частота или нет. Мы много экспериментировали с радиостанциями, если вы помните, переход <Русского радио> на другую частоту нужно было правильно отрекламировать, нужно было донести до людей информацию о том, что радиостанция переехала.



КН: Я был удивлен этим переездом, вы тогда создали прецедент. Я не помню, чтобы станции переезжали.

ЕФ: Для <Русской Медиа-Группы> это нормально, они развивались так, как хотели, у них была миграция с одной частоты на другую, это происходит и теперь. Рынок в Петербурге более чопорный, чем в Москве, где радиостанции открываются, закрываются, продаются. В Петербурге, наоборот, половина радиостанций мертва, есть какие-то структуры, которые подтягивают их все время за уши. Здесь зарабатывают деньги радиостанции из первой десятки, остальные влачат жалкое существование. Эти нерентабельные частоты надо бы продать. В Москве каждый месяц продают частоту, если она <не пошла>. В Москве люди зарабатывают деньги, а здесь - открыли радио <Рокс>, и теперь и денег не зарабатывают, и между собой ругаются.

КН: Зачем тогда нужны эти станции?

ЕФ: Я не понимаю. У нас есть радио <Спутник>, <Хит-90.6>, <Ленинград> и куча радиостанций, которые надо перепрограммировать, тогда пойдет тот эфир, который будет интересным. Открылось радио <Классика>, но ведь изначально понятно, что это убыточный проект.

КН: Почему?

ЕФ: Радиостанция - это коммерческая организация, которая платит налоги, дает людям зарабатывать деньги и приносит в бюджет города определенные суммы. Так строится бизнес. Но радио <Классика>, <Эрмитаж>, <Джаз-радио>, <Авторадио> - это не коммерческие станции. Они не зарабатывают денег, понятно, что за ними стоит то международный банк, то еще что-нибудь; например, за <Классикой> стоит другая корпорация. К тому же, частоты получены в определенном формате, и их уже не продать.

КН: Мне кажется, что это нормально, не может же у нас рынок существовать только из <успешных историй>, у нас должны быть какие-то аутсайдеры.

ЕФ: Да, но аутсайдеры не должны стремиться быть аутсайдерами. Например, радио <Ленинград> в течение восьми лет коптит воздух и не зарабатывает ничего, люди уходят, это нормально? Это ненормально. К сожалению, у нас в Петербурге мало специалистов, способных делать нормальный эфир. Если вы посмотрите рейтинг, то увидите, что питерских частот нет.

КН: Питерских частот по формату?

ЕФ: Да. Вернее, они есть, но они все аутсайдеры, осталось три питерских частоты.

КН: <Эльдорадио>?

ЕФ: Нет, это не питерская частота и не питерская концепция, <Эльдорадио> - холдинговая компания, в Москве есть клон <Эльдорадио> - <На семи холмах>, это та же частота. Питерская частота - это радио <Балтика>, но, если вы посмотрите на рейтинг <Балтики> - вы увидите приличное 15-е место.

КН: Но раньше-то они были в порядке.

ЕФ: Конечно, но раньше и группы <Мираж> и <Ласковый май> все слушали.

КН: Макаревича как слушали, так и слушают.

ЕФ: Хорошо, назовите в России частоту, где формат делают качественно. Наших ди-джеев переманивают в Москву, у нас идет отток ценных кадров из города. Петербургу тяжело конкурировать с московскими монстрами, но телевидение наше, например, начинает подниматься, я даже сам начинаю его смотреть.

КН: <Пятерка>?

ЕФ: Да, но, опять же, они вкладывают все деньги в федеральную сеть и понимают, что это будет лучше. Каналы не ретранслируют московскую частоту.

КН: Да, есть такое.

ЕФ: Вы посмотрите - <местечковость> наша все равно видна.

КН: А в чем она заключается - в нашем менталитете или в конъюнктуре ситуации?

ЕФ: Нет, не в нашем менталитете. Существует огромное количество талантливых ведущих из Петербурга, которые уехали в Москву. Например, Иван Ургант - он же начинал у меня в <Планетарии>, потом очень долго работал на радио.

КН: Теперь на МТV и на Первом канале.

ЕФ: На МТV, на Первом канале, на РТР. Он говорил: <Женька, ты извини, я в Петербурге ничего не сделаю>. Так же как и Рост, или кто-то еще, кто работал и на <Русском радио>, и на других станциях. Рост, который оставался до конца в Петербурге, сейчас уже в Москве. Так же как и Алла Довлатова, которая работала на радио <Модерн>.

КН: Я помню ее на <Рекорде>...

ЕФ: Да все, кого мы знаем из ярких людей, уехали в Москву! Не брать же Москве человека из Крыжополя, который не умеет говорить. Петербург, все-таки, кузница кадров. Полисицкий - генеральный директор <Европы плюс> - добился результатов в Петербурге: это сейчас <Русское радио> лидирует, а на самом деле, на протяжении многих лет <Европа плюс> была на первом месте. Так вот, добился он результатов и: поехал в Москву. Думаете, меня не звали в Москву?

КН: Я как раз хотел поговорить на эту тему.

ЕФ: Меня приглашали возглавить <Росконцерт>, возглавить какие-то телевизионные каналы, звали даже ведущим.

КН: Интересное амплуа:

ЕФ: Я был, конечно, приятно удивлен. Но я, в отличие от многих, искренне люблю Питер, я всегда пытался доказать что Питер - не провинция, а вторая столица. Вот сейчас у нас в Корпорации прибавление - <Радио Максимум>. Значит, в ближайшее время в Петербурге пройдет фестиваль <Максидром>. <Золотой Граммофон>, <Новые песни о главном> всю жизнь снимались в Москве, а сейчас - у нас. Последние пять частей <песен о главном>, который сейчас демонстрирует Первый канал - это съемка из Петербурга. Конечно, в Москву звали, но здесь я сам себе хозяин, а там надо было бы биться, толкаться со всеми остальными. Я думаю, туда едут потому, что здесь не все получается.

КН: С одной стороны, люди достигают какого-то потолка, им здесь расти некуда, с другой стороны - внутренний рост всегда есть и есть, куда расти. Кроме того, уезжают одинокие люди, хотят там что-то найти.

ЕФ: Да, многие уезжают: Рост, Нагиев, Иван Ургант, проработавший у нас не один год. Я думаю, я не могу вырасти в Москве так, как в Петербурге. Я один из немногих, кто владеет радиостанциями таких, например, жестких конкурентов как АРС и <Русское радио>, и я являюсь компаньоном и там и там, и ни в коем случае ни в каких интригах не участвую, а Москва - это одна большая интрига. Там какие-то заговоры, какая-то суета, все пытаются кого-то перехитрить, обмануть. Я не могу в Москве долго находиться: если я приезжаю утром, то вечером стараюсь уехать обратно. Я не могу воспринимать этот московский менталитет, этот комплекс приезжих москвичей. Там, куда не приедешь, - девушки постоянно в позах стоят, юноши, которые случайно заработали денег, пытаются их потратить. Москва здесь ни при чем, эти люди приехали откуда-то, да? Я не могу сказать, что, живя и работая в Петербурге, я не знаю кого-то в Москве. Я знаю многих: но переезжать в Москву: нет, я не вижу в этом никакого смысла. Здесь я расту, это можно проследить по тенденции развития компании. В 99-м году мы только начали заниматься радио, прошло буквально пять с половиной лет, и результат показателен. Наша компания развивается очень стремительно.

КН: У меня такое ощущение, что радиобизнесом Вы занимаетесь давно, и я удивлен, что Вы добились таких хороших результатов за пять лет. Условно говоря, в 98-м году был первый концерт, и с этого началось развитие компании.

ЕФ: Нет, с этого началось жуткое время, длившееся три года после кризиса. Промуотерство обернулось проматыванием денег. После <Депеш Мод> было столько авантюр, на которых терялись деньги! Следующие годы работы в посткризисный период - одна большая авантюра, когда я потерял огромное количество денег, когда люди не получали зарплату по полгода, все работали на одном энтузиазме. Мне жена и друзья говорили: <Женька, отойди, ты всю жизнь занимался мясом, фруктами, овощами! Тебе же все равно, чем заниматься>. Я отвечал: <Нет, я докажу, что этот бизнес может приносить деньги>. На самом деле эти три года были страшным сном, потому что три года я не отдыхал - приходил в офис первым, уходил - последним. Я благодарен коллективу, который остался со мной и отработал, пережил все эти тяжелые периоды. Не ушел ни один человек.

КН: Повезло.

ЕФ: Да, у нас такой коллектив. Девочки отработали со мной честно. У меня, ведь, в основном, работают женщины. Мы начинали работать в какой-то подворотне в 98-м году. Была комната метров восемь, там сидело три человека.

КН: Почему у вас столько женщин в коллективе?

ЕФ: Мужчины более амбициозны, а у нас работают женщины, да еще и не замужние, они влюбляются в работу и работают с утра до ночи. Я могу, например, позвонить в воскресенье в восемь часов вечера на работу, и у меня сидят люди, работают. Я же никого не прошу об этом, просто люди ответственно относятся к делу. Я очень долго пытался найти финансового директора-мужчину. Но потом отказался от этой затеи. Мужчина сразу уходит в бизнес, пытается что-то сделать из себя самого, а женщина не рвется к руководству, она все-таки предпочитает спрятаться за мужскую спину. Я считаю, что женщина более внимательно относится к подсчету цифр, а мужчине постоянно звонит жена, если он женат, а если не женат - то его девушка тащит куда-то: Мой заместитель - 25-летняя девушка, она со мной с 17 лет. Мои сотрудники растут и вырастают монстрами. Вот вам пример - Рина, коммерческий директор <Русского радио>, <Динамита> и <Максимума>. Мы сделали ее сами. Она работала простым продавцом на радио <Балтика>, я один раз на нее посмотрел, подумал и предложил ей работу. Она очень долго сомневалась, боялась уходить с <Балтики>, но потом решилась, ушла и возглавила нашу радиостанцию. Никто в городе не зарабатывает на радио столько, сколько она. Что касается директоров, я уже настолько расслаблен в финансовой части, что я даже могу ничего не проверять, знаю, что все в порядке. Конечно, мужчины в коллективе есть, но по управлению он у нас выходит женский. А со всеми сотрудниками Корпорации, в том числе и с мужской ее частью, я вижусь на корпоративных мероприятиях. И вы знаете, я приятно удивлен, что большую часть своего коллектива я не знаю.

КН: Почему?

ЕФ: Все люди работают. Они тебя знают, а ты их нет.

КН: Все сформировалось без Вашего участия?

ЕФ: Нет, как это без моего участия? Вы представляете корпорацию в 300 человек? Я же не отдел кадров, чтобы всех знать. Когда с тобой 10 человек, ты их знаешь, 20 человек - тоже знаешь. А когда работает 300, - ты не можешь всех знать. У нас так много офисов, кого-то уволили, кого-то - нет, ты же не можешь за всем этим процессом уследить. Например, один из топ-менеджеров не справился, его поменяли, и так далее: Я занимаюсь стратегией, продвижением, а все остальное делается топ-менеджерами. Я не думаю, что Билл Гейтс знает, кто у него присутствует на корпоративной вечеринке. Думаю, у него для этого есть специальный менеджер. Может, это и недостаток, а с другой стороны, для этого и существуют корпоративные вечеринки, чтобы посмотреть на коллектив. Наш коллектив все растет и растет. Нам уже тяжело найти место для проведения корпоративных мероприятий, всех нелегко вместить.



КН: Возвращаясь к нашей основной теме - радио. Говорят, что повысили цену на вещание, но проблема заключается в том, что никто не знает, кто и сколько платит, никто не говорит, потому что у всех свои персональные условия.

ЕФ: Какие условия? Ерунда, все платят почти одни и те же суммы.

КН: Последний раз повысили цену достаточно существенно, в этом году опять хотят повысить, и радийщики пытались как-то консолидироваться и сделать что-то в этом плане. Я разговаривал с директором <Нашего радио>, мне сказали, что <Финкельштейн даже не пришел, не поддержал нашей инициативы, раз ему все равно - значит, у него все хорошо>.

ЕФ: Дело не в этом. В любом случае, они сконсолидируются и придут туда, но ничего не получат. Я ни в коем случае не радийщик, хотя меня и ассоциируют с радийщиками. Я не радийщик все-таки, я - совладелец. Я считаю, что тем, кто вещает, лучше собираться и выстраивать продажи порознь, не заниматься демпингом и не заниматься самовыживанием. Я даже не знал, что <Финкельштейн не пришел>, я ничего не знал о том, что кто-то собирается. Мне позвонила Рина и сказала, что будет поднятие цен на передачу. Я прекрасно знаю всех, просто может они, как директоры, не в курсе, но я как хозяин об этом знал, я осознавал каждый момент - где и что, какой звук, сколько стоит передача, какое электричество, - я ругался за всех. В отличие от них Финкельштейн оплачивает частоты в Кингисеппе, - для меня это тоже насущный вопрос. Как мне может быть все равно, когда я обладаю несколькими радиостанциями?! Если поднятие цены для одних - это три тысячи долларов, то для меня это 15 тысяч. Мне это интересно, но меня никто даже не предупредил о том, что будет совещание. Если бы даже я не смог прийти, я бы все-таки послал своего представителя, который попытался в этом разобраться.

КН: Эта ситуация с поднятием цен не пугает Вас? Вы считаете, что все нормально?

ЕФ: Это нормально. Я за год поднимал цену на радио четыре раза. Если вы не можете платить - вы закрываетесь, продаете станцию, это нормально, это - рынок. То, что мы сейчас собрались, помахали руками, это было просто сотрясение воздуха, не более того, все равно все останется по-прежнему. Рост цен составит 90%, пройдет буквально два-три месяца, и цены опять поднимутся. Понятно, что все хотят зарабатывать деньги, но разве радио не хочет зарабатывать деньги тоже?

КН: У радийщиков была такая идея: скинуться и построить свою вышку, а потом передатчик повесить.

ЕФ: Абсолютно идиотская затея.

КН: Почему?

ЕФ: Кто там будет работать? Для того, чтобы вышка стояла и вещала, должен работать огромный коллектив. Если они захотят построить вышку, пусть они найдут такое место, а пока они занимаются утопией. Это, опять же, сотрясение воздуха. Для работы необходимо огромное количество людей, профессионалов, которые работают на вышках. Им нужно платить. Я вообще не понимаю, когда люди пытались получить вещательную лицензию на себя - чего они хотели получить? У меня есть вещательная лицензия на , и в любом случае мы платим те же самые деньги, своя у нас вещательная лицензия или нет. А для того, чтобы построить эту вышку, повесить передатчик, надо просто взять бизнес-план, посмотреть затратную часть, понять, как это отбивается, сколько стоят передатчики, где их можно установить: Я готов в этом участвовать, финансировать, но пусть кто-нибудь придет и скажет: <Это будет выгодно>. А в то, что сейчас просто говорится, я, на самом деле, мало верю. У нас и так перебор по излучению, что исходит от радио- и телевизионной вышки. Обратите внимание, там рядом даже сигнализация не работает, я как-то подъехал к вышке на Бентли - у меня в компьютере сразу все скинулось.

КН: Не обращал внимания.

ЕФ: У меня в машине просто больше электроники, и она более чувствительна. Сигнализация точно не работает.

КН: А почему выбрана именно такая машина?

ЕФ: У меня достаточное количество машин, если мне автомобиль понравился - я покупаю. У меня десять машин. Бентли в 2004 году была признана самой хорошо управляемой, быстрой машиной. Быстрая, спортивная машина, поэтому и была куплена. Но на этом автомобиле я выезжаю раз в месяц.

КН: А рабочая машина какая?

ЕФ: БМВ седьмой серии, потому что ты сидишь в ней спокойно, смотришь телевизор. Я поклонник английских машин: у меня есть Ягуар-кабриолет. Это своего рода игрушки, у маленьких - маленькие, у больших - большие, дорогие.

КН: А американские и японские автопроизводители не интересуют?

ЕФ: Породы нет.

КН: Породы? У японцев что-то же есть?

ЕФ: Именно, <что-то>. На Мерседесах я тоже не езжу, кстати.

КН: А почему?

ЕФ: Это российский стереотип: Мерседес, жена-манекенщица, кожаная мебель, собака - питбуль.

КН: БМВ - такой же стереотип.

ЕФ: БМВ я долго не хотел покупать, я пытался найти такую машину, чтобы в ней себя чувствовать уютно, я ее купил на каждый день. Бентли - это уже выехать, прокатиться. Так как я езжу с охраной, я ограничен сопровождением, и иногда злость берет - машины быстро не едут, а мощности-то хватает.

КН: Новый год удалось встретить в Питере или за границей?

ЕФ: В Питере.

КН: Всегда?

ЕФ: В основном, да.

КН: А потом куда ездили?

ЕФ: В разные места ездил, в этом году с маленьким ребенком поехал туда, где тепло - в Эмираты. А потом, когда ребенка вывез, полетел дальше - на Мальдивы.

КН: А сколько ребенку лет?

ЕФ: Четыре года. Сейчас заказывали билеты в Мехико и думали: долетит или нет, все-таки три часа до Парижа, потом пересадка, потом одиннадцать часов опять лететь. Дети бывают разные, а он у меня двух домработниц за день <убивает>, многие отказываются работать, очень <тяжелый> ребенок.

КН: Не понимаю, как в три-четыре года ребенок может быть <тяжелым>?

ЕФ: Он беспокойный мальчик, юла. Везде бегает, на месте не сидит, он не понимает слов, будет бегать, ко всем приставать, плакать, вредничать.

КН: Вам нравится или не нравится то, что он не знает слово <нет>?

ЕФ: Детей вообще нельзя ничем ограничивать. Я читал, что избалованный ребенок добивается в жизни больше, чем ребенок, которому все запрещали, и у которого на этой почве могут развиться комплексы. Ребенок не понимает в этом возрасте, чего и почему ему делать нельзя, но, когда у него мозг сформируется, он в любом случае поймет, что хорошо, а что плохо. Я не могу сказать, что я не строгий отец, я сам был тяжелым ребенком, но я уверен только в одном: ни в коем случае нельзя вбивать ему в голову - <это можно>, <это - нельзя>, чтобы он боялся чего-то.

КН: Вы сказали: <Я искренне люблю этот город, в отличие от многих> и, честно говоря, удивлен, потому что не встречал людей, которые <неискренне> любят город.

ЕФ: Я говорил о том, что, имея возможность переехать в Москву, остался работать в Питере. Я много чего делал за свой счет, даже какие-то концерты организовывал, заведомо зная, что они будут убыточны, например, концерт Хворостовского в <Октябрьском> для блокадников. Многие проекты, которые мы делаем, являются финансово невыгодными, я первый за последние годы потерял несколько миллионов долларов для того, чтобы этот бизнес в городе построить. Многие говорят, что любят этот город, но ничего для него не делают.

КН: Я согласен, надо что-то делать, если любишь.

ЕФ: Если ты любишь, ты же делаешь что-то в своем бизнесе. Например, мой брат построил корабль <Летучий Голландец>. По телевидению все время говорят, что его нужно убирать, но, тем не менее, все его показывают, молодожены приезжают специально фотографироваться на фоне корабля.

КН: Вечером его подсвечивают красиво.

ЕФ: Я действительно люблю Петербург и думаю: <Какой же у нас красивый город!>

КН: А есть любимое место, чтобы выйти из машины, погулять 5-10 минут и понять, что сюда готов приезжать раз в год?

ЕФ: У меня такое место в Финляндии, там у нас дача. Я приезжаю туда, гуляю, расслабляюсь, а здесь чувствую себя не очень спокойно. У меня в жизни были разные случаи, я же не просто так езжу с охраной. Я лежал в больнице, мне делали трепанацию, я не могу заходить в подъезд, у меня это уже на подсознательном уровне. Я гуляю в Таврическом саду с ребенком, но постоянное присутствие охраны меня сильно тяготит. Зато я могу поехать на дачу, сесть и расслабиться.

КН: Что такое, по-Вашему, счастье?

ЕФ: Мне кажется, что счастье - это заниматься любимым делом, найти себя, быть интересным. Заниматься мясом или нефтью, наверное, для меня - не счастье. С материальной стороны - это, может, заманчиво, но это не счастье. Счастье - это семья, которая тебя любит, любимое дело, с которым тебе комфортно.

КН: Счастье долгосрочно или краткосрочно, в Вашем понимании?

ЕФ: Я счастлив мгновение: пересел в новую машину и первый день счастлив, а на следующий счастье прошло. Мимолетное явление - нырнул под воду, вынырнул - счастья нет. Я слово <счастье> до конца не понимаю.

КН: А счастливы ли Вы?

ЕФ: Я думаю, что счастлив: Всего, чего я пытался добиться - я добился. Но на самом деле - нужны ли эти миллионы долларов? Не знаю. Да, я езжу в те же места, куда ездят олигархи, живу в тех же гостиницах и посещаю те же самые рестораны. Счастлив ли я? Я тут как-то пытался понять, почему у звезд шоу-бизнеса случаются частые депрессии, чего им не хватает? Но тут и у меня была депрессия: я сел и мне ничего не хотелось. Это состояние длилось неделю, я улетел отдыхать, пришел в себя, занялся развитием другого бизнеса, и я опять счастлив. Я думаю, что счастье - ни в коем случае не останавливаться, иначе, действительно, засасывает.

КН: Мне кажется, счастье - это определенное движение с той скоростью, которая тебе нужна и в том направлении, куда ты хочешь.

ЕФ: Депрессия, которая у меня была - это усталость, накопившаяся за три года, так называемый <синдром менеджера>. Потом я решил заняться спортом, а не сидеть и думать, если ты будешь задумываться - то тебя это точно поглотит.

КН: Спасибо.

Интервью взял Николаев Кирилл А. (май, 2005, Санкт-Петербург)
(С) Карта СМИ Санкт-Петербург